чистки обуви и одежды, мелкого ремонта и глажки есть специальная комната, а там и утюги, и столы с лампами, и прочее. Можешь, конечно, попросить кого из баб, но это… как попросишь да на кого нарвёшься. А то и Сам даёт мальчишку или девчонку в прислуги. Но это только тем, кто в господских комнатах работает, ну, или подлизнётся удачно.
— Ну, я и сам не безрукий, — хмыкнул на это Гаор, быстро пришивая метку на нижнюю рубашку.
За разговором он разделся догола, надел опять штаны и рубашку и сел пришивать метки, чтобы скинуть бельё в грязное.
— А порет кто?
— Есть такие.
— По-разному.
— Бывает, из охраны.
— А бывает, Сам назначит.
— Это как? — насторожился Гаор.
— А просто.
— Построит всех, и выдернет двоих. Ты, дескать, пори этого.
— А бывает, — немолодой русобородый мужчина хмуро улыбнулся, — бывает, и сами вызываются. За пачку сигарет, за конфеты, да мало ли за что.
Гаор обвёл окружающих таким искренне изумлённым взглядом, что многие рассмеялись. Смех, правда, был невесёлым.
— Ладно, — Старший по спальне тряхнул головой. — Ладно, парень, как тебя, Рыжий? Всё сам увидишь, а сейчас в душ иди. Наш справа, понял?
— Понял, — встал Гаор. — Спасибо, мужики. Чего ещё не понял, потом спрошу. До отбоя сколько ещё?
— А как Сам крикнет, так и отбой.
— Услышишь.
В душ отправились многие, и Гаор пошёл в общей компании. Как все, сбросил грязное бельё в высокий ящик у двери в душевую, привычно захватил с собой носки, чтобы самому их выстирать, пока моешься.
— А сушить где?
— А в умывалке трубу видел?
«Ну, хоть в этом как у Сторрама», — решил было Гаор, и тут его ждало новое потрясение. Душевая была разгорожена на кабинки, а скамьи и шаек не было! Так что баньки ни под каким видом не устроишь. «Видно, так и задумано», — тут же подумал он. Перегородки, правда, не доходили до потолка, дверей не было, и зайти к соседу потереть спину вполне возможно, но…
— Это он нас того… цивилизует, — объяснил Гаору мывшийся рядом Беляк.
— Понятно, — хмыкнул Гаор, подумав, что если бы он попал сюда не после Сторрама и Дамхара, а сразу в свой первый рабский год, то… то даже бы и не понял, чего в душе не так.
Наоборот, мешало бы отсутствие двери и необходимость вытираться при всех. Да, а чего ж раздевалка общая? Уж цивилизация — так до конца, там тоже тогда кабинки нужны. Но об этом пока промолчим. А так-то понятно. Раз всё поселковое — дикарство, то всё понятно. Но откуда такая злоба к своему у прирождённого? Был бы Мажордом обращённым, тогда понятно. А так? «Галчонок»? Нет, здесь что-то не то. И, как её, да, Горна, личная хозяйская управляюшего в том посёлке, не хотела, чтобы он называл ее «по-поселковому» матерью. Так что это? Ладно, всё это потом. Поживём — увидим.
В спальне вернувшиеся из душа ходили голыми, только в шлёпках. Полотенца развешивали в изножье кровати.
— К утру большое высохнет, — объяснил ему сосед слева — звали его Зимняком и работал он во дворе, — в шкаф уберёшь, а личное, ну, маленькое, как умоешься, сохнуть оставишь.
— Понял, спасибо, — кивнул Гаор.
Он проверил на завтра одежду — с утра ему в гараж — и достал конверт с картами. Пока не погасили свет, надо, в самом деле, посмотреть, где гараж, чтобы с утра не плутать.
— Ты это чего? — заинтересовался Зимняк.
— Где гараж, смотрю, — ответил Гаор, разворачивая большой лист карты-плана «Орлиного Гнезда», дом поэтажно он посмотрит завтра, сейчас ему службы нужны.
— А чо водишь?
— Хозяйскую машину.
— А чью?
Гаор недоумённо поднял голову, придерживая пальцем найденные квадратики гаражей.
— Хозяев-то много, — пояснил Зимняк. — Ты личный или на всех?
— Меня Фрегор купил, — настороженно ответил Гаор.
Дело принимало совсем новый оборот.
— А, это Второй Молодой, — отозвался Старший со своего места. Он уже лежал, но ещё не спал, разглядывая потолок.
— Тогда это третий въезд, паря, — сказал ещё кто-то. — Они там свои тарахтелки держат.
— Понятно.
Гаор вернулся к карте. Да, вот, даже надписано. Правда, не полностью, только заглавная буква «Ф». Ну-ка, проверим.
— А сколько их всего?
— Хозяев-то?
— А считай. Старый хозяин.
— Ага. Первый Старый. Кто ему служит, те в бордовом.
— Это личные. Лакеи, горничные, подстилки разные.
— У каждого свой цвет.
— Да двое сыновья его.
— Ага, наследник и младший.
— У Первого Молодого синий цвет. У Второго — зелёный.
— Да ещё брат хозяйский.
— Ага, Второй Старый. Он в северном крыле живёт. Его цвет — жёлтый.
— Да жены ихние. У Первого Старого и Первого Молодого.
— Они не в счёт, только своими командовают.
— Командуют, обалдуй, сколько учить тебя.
— Да пока ему Сам не влепит, не научится.
— Ну, и малец ихний.
Выяснить, чей малец и имена хозяев, Гаор не успел. Возле двери раздался щелчок, и, подняв голову, Гаор увидел, как на железной коробке у косяка загорелась красная лампочка. Селектор? Голос Мажордома подтвердил догадку.
— Старшие по спальням, включить ночной свет. Полная тишина. Всем спать, — отчеканил Мажордом.
Снова щелчок, и лампочка погасла. Старший встал и подошёл к двери, щёлкнул переключателем. Погасли лампы-плафоны под потолком, и зажглась маленькая синяя лампочка над дверью.
«Надо же», — усмехнулся про себя Гаор, складывая карту и убирая её в конверт. Ни тебе «отбой» не приказали, ни «спокойной ночи» не пожелали. Ни дисциплины, ни культуры. Где ж цивилизованность? Ладно, это тоже прибережём. Он уложил конверт в шкаф, разобрал постель — ему для этого свет не нужен — и лёг. Спальня потихоньку заполнялась сонным дыханием и храпом множества мужчин. Ну, всё, первый день кончен. Посмотрим, каким второй будет. И все последующие. Вляпался он, конечно, капитально, но… это ещё не самое страшное. Спи, сержант, перед боем надо выспаться.
* * *
Аргат
Универсальный Оружейный Завод
Арронга Рола
Зима
6 декада
Каждый день похож на другой, и каждый день особенный. Ничего не меняется, и одновременно всё другое. Став рабом, он понял, что будущего у него нет, а прошлое невозвратно, и старался жить сегодняшним днём. С одной единственной целью — выжить человеком. Иногда внешние условия мешали, иногда помогали. Но каждый день жизни — это его победа. Но эта газета… да, она помогла. Дала возможность учить парней, наполнила жизнь в определённой степени смыслом. Но и осложнила. То, что он считал похороненным, сгоревшим в Огне, вдруг ожило и вернулось. И что делать с этим воскресшим прошлым?
Седой, как это часто бывало с ним, лежал без сна, закинув руки
